Сайт А. Г. Киселёва

Чупров В.И., Шаньгина В. В. Крестьянская община Коми края во второй половине XIX – начале ХХ вв. (1861 – февраль 1917 гг.). Сыктывкар: ООО «Издательство «Кола», 2013. 328 с.

Проблема крестьянской общины пореформенного и более позднего периода рубежа XIX-XX вв., к исследованию которой обратились В. И. Чупров и В. В. Шаньгина, бесспорно, научно значима, прежде всего, по отношению к Коми-краю. Каковы особенности развития деревни Коми края в эпоху модернизации, как и что изменилось за это время в социально-экономическом и, так сказать, внутреннем, органическом строе крестьянского мира региона: с формальной и неформальной его организацией, хозяйственной, податной, судебной и другими функциями?  Так авторы формулируют цель и задачи своего исследования.

Первый раздел работы посвящен историографии и источникам. Заслуживают быть отмеченными критическое отношение авторов к работам предшественников и, в то же время, уважительное, профессиональное отношение к текстам, тщательный разбор  аргументации по спорным вопросам, для разрешения которых, возможно стоило бы обратиться к общероссийским исследованиям (речь идет о «замечательных и выдающихся особенностях» общинного землепользования в регионе – С. 9).

Характеристика источников, как представляется, удалась авторам в меньшей степени. С одной стороны, детально описаны информативные возможности основных групп источников, с другой, источник представлен лишь как некая информация об общине, его «текст», «контекст», «смыслы» остаются за пределами внимания. А ведь во введении говорится о многоаспектности явления общины в России. Архаичным, на наш взгляд, выглядит деление источников на опубликованные и неопубликованные. Группировке источников в целом недостает «выстроенности», не все источники, которые можно было бы привлечь к работе, оценены (материалы периодики, например).     Наконец, не указывают авторы и критерия, который отделяет «литературу» и «источники», а такой вопрос при чтении параграфа об источниках напрашивается.

Второй раздел работы «Крестьянская община Коми края во второй половине XIX века» содержит анализ социально-экономического положения крестьян, организации и деятельности общественного самоуправления, поземельной и фискальной функций крестьянской общины. Исследование социально-экономического положения крестьян отличается обстоятельностью, стремлением выявить все сферы занятий крестьян и источники дохода. И хотя не все приводимые данные снабжены соответствующими ссылками (см., напр., С. 53), в целом выводы авторов о преобладании неземледельческих занятий, о социальном расслоении Коми деревни представляются вполне обоснованными, подтвержденными вновь введенными в оборот источниками.

Большой интерес представляет также сюжет об условиях формирования и составе земских собраний, обстоятельствах, обеспечивавших крестьянское большинство в них, характеристики земских руководителей из крестьянской среды.

Значительное внимание уделено крестьянскому общественному управлению. Авторы на материалах сельских сходов реконструируют «живые картины» деятельности крестьянского самоуправления, описывают его структуру и функции, его должностных лиц, отношения с местной администрацией, другими словами, на большом фактическом материале показывают, как на практике осуществлялись в регионе правовые новации о крестьянах 60-70-х годов.

Отдельная глава посвящена поземельной – важнейшей функции общины. На основе трудов предшественников авторы дают порайонный анализ типов поземельно-общинной организации, выявляют «участие» в поземельных отношениях фискального фактора, анализируют изменения критерия разверстки (изменения разверсточной единицы: от подушевой к разверстке по едокам), характеризуют общинные переделы и связанные с ними конфликты. Весьма ценными представляются указания на мотивационную сторону поземельных отношений. Авторы приходят к выводу о важной социально-экономической роли поземельно-общинной организации, с одной стороны, спасавшей от полного разорения малосостоятельные хозяйства, а с другой поддерживающей крестьянское сельскохозяйственное производство в целом. При этом община оставалась и важнейшим фискальным инструментом государства.

Третий раздел «Коми край в начале ХХ века» делится на две большие части: «Коми деревня в системе российского капитализма» и «Крестьянская община в Коми крае в конце XIX – начале ХХ вв.». Структурно обе части повторяют содержание второго раздела: социально-экономическое развитие деревни, община, ее структура и функции. Представляется, более плодотворным было бы «сквозное» рассмотрение отдельных вопросов организации и деятельности общины на протяжении всего рассматриваемого периода. Да и сами авторы, определяя хронологические рамки работы, ограничиваются лишь обозначением их нижней и верхней границ, ничего не говоря о двух периодах (С. 4). Характерно и то, что в третьем разделе широко используются те же труды предшественников, что послужили одной из основ при написании второго. Бросается в глаза и использование в четвертом разделе «сквозной периодизации», применительно к одному из вопросов деятельности общины (С. 243). 

К издержкам конструкции монографии следует отнести и выделение четвертого раздела. Первый – третий имеют наименования, четвертый оказывается безымянным. Здесь, тем не менее, сосредоточен ценный материал по вопросам деятельности волостных судов, интегративно-защитной, кооперативно-благотворительной, социально-культурной функциям крестьянской общины.

Разбирая деятельность волостных судов, авторы отмечают значительный рост в начале ХХ века количества рассматриваемых дел, значительное преобладание гражданских над уголовными, причинами чего были в основном экономические проблемы Коми деревни: рост малоземелья, ограничения лесопользования, семейные разделы. Отмечена и невысокая правовая культура подготовки судебных решений, породившая рост обжалованных и отмененных приговоров.

Важной социальной            функцией крестьянской общины была интегративно-защитная. На богатом фактическом материале авторы показывают ее реализацию в виде борьбы общины за землю, за решение продовольственного вопроса, против непомерных податей и повинностей, административного произвола. Правда, организующая роль общины прослеживается не всегда. В частности там, где речь идет об антицаристских настроениях (С.  250, 255), конфликтах с лесопромышленниками (С. 255), фактах революционной агитации и пропаганды (С. 260-263).

Интересны и сюжеты о благотворительной и социально-культурной деятельности общины, о крестьянской семье, переживавшей процесс демографического перехода.

Заслуживает быть отмеченным и весьма содержательное заключение, не сведенное к простому повторению ранее сделанных выводов. Авторы выделяют изменения, пережитые крестьянским миром на протяжении второй половины XIX – начала ХХ века, в том числе, так сказать, в «человеческом измерении».  

В целом положительно оценивая труд В. И. Чупрова и В. В. Шаньгиной, нельзя не обратить внимания на его отдельные слабые места.

Во-первых, это конструкция монографии, о чем уже говорилось. Добавим, что главы книги выглядят не столько как части целого, сколько как самостоятельные очерки. Поэтому в книге много повторяющихся «общих мест». Причем повторяются они не всегда корректно. Скажем, о реформе П. Д. Киселева на с. 56 сообщается о трехзвенной, а на с. 149 – о двухзвенной структуре общинного самоуправления.

Во-вторых, при чтении иногда возникает ощущение некоего наива. На с. 151 «в то время вообще слышались частые, не свойственные эксплуататорам, высказывания о тяжелом положении крестьян» (это о Вологодском губернаторе и Министерстве земледелия). Или: «коми крестьянство не имело еще ясного политического сознания» (С. 251). Впрочем, это исключительно субъективное мнение рецензента.

В-третьих, при всем внимании к трудам предшественников, авторы, пишущие о крестьянской общине, как-то прошли мимо В. С. Пругавина, В. П. Воронцова, А. А. Кауфмана и многих других дореволюционных исследователей. Конечно, В. И. Ленин, на которого авторы нередко ссылаются, не был специалистом в этой области. А вот специалистов советского периода П. Д. Ковальченко, П. Н. Зырянова, В. В. Кабанова и других обойти молчанием даже во вводной историографической части, видимо, просто неправильно.

В-четвертых, авторы почти полностью выпустили из поля зрения этнокультурный аспект, очень важный с точки зрения этнической истории. Тем более, что на сегодняшний день мы располагаем исследованием крестьянской общины в Мордовии этого же периода, принадлежащего перу  Т. В. Ефериной.

В-пятых, практически не использован сравнительно-исторический метод: нет сравнительного анализа, сопоставлений с другими регионами страны. При подготовке книги не удалось, к сожалению, избежать и банальных опечаток (С. 45, 323), неверно оформленных сносок («глухие ссылки» на В. И. Ленина, например –  С. 132).

Часть этих замечаний, безусловно, относится к редактуре издания, выдает некую торопливую небрежность, увы, свойственную многим научным изданиям нашего времени.

К счастью не эти замечания, а тот позитив, который представлен в рецензии, определяет общее очень хорошее впечатление от труда В. И. Чупрова и В. В. Шаньгиной, которых  следует поблагодарить за интересную научную книгу. 

Власть и крестьянский социум в условиях советской модернизации второй половины 1920-х – 1930-х гг. Сборник науч. ст. Саранск: б. и., 2013. 221 с.

Сборник, подготовленный историками-аграрниками Саранска и Пензы, посвящен памяти жертв Голода 1932-1933 годов и содержит ряд исследований коллективизации на территории современной Республики Мордовия.

Юрченков В. А. Модернизация с изъяном: Мордовия конца 1920-х – 1930-е гг. в историографии // Власть и крестьянский социум в условиях советской модернизации второй половины 1920-х – 1930-х гг. Сборник науч. ст. Саранск: б. и., 2013. С. 15-48.

В. А. Юрченков, анализируя эволюцию научных исторических представлений о состоянии Мордовии 1920-х – 1930-х гг., приходит к вполне обоснованному выводу о том, что основные процессы 1920-х – 1930-х годов на сегодняшний день хорошо изучены. В научный оборот введен огромный фактографический материал, предложены различные варианты концептуальных подходов, сформулированы основные оценочные суждения. На повестке дня стоит создание нового обобщающего академического труда, что позволит, с одной стороны, суммировать имеющиеся достижения и наработки, с другой, определить «узкие места» и перспективу дальнейших исследований. Следует обратить внимание специалистов по истории финно-угорских народов на исчерпывающий библиографический список, подготовленный В. А. Юрченковым.

Две статьи сборника посвящены состоянию национальной деревни в канун коллективизации.

Ялтаев И. Ф. Сельское хозяйство и крестьянство Марийской автономной области накануне сплошной коллективизации // Власть и крестьянский социум в условиях советской модернизации второй половины 1920-х – 1930-х гг. Сборник науч. ст. Саранск: б. и., 2013. С. 55-63.

Оценивая состояние марийской деревни накануне коллективизации, И. Ф. Ялтаев отмечает ряд ее особенностей: - общее отставание в сельскохозяйственном развитии в сравнении с соседними регионами; - преобладание процесса осереднячивания крестьянства в нэповские годы; - относительно лучшее положение русских крестьянских хозяйств по сравнению с марийскими. Последнее обстоятельство, видимо, определило и более активное вступление крестьян-марийцев в колхозы.

Надькин Т. Д., Евдокимов А. П. Сельское хозяйство и крестьянство Мордовии накануне сплошной коллективизации // Власть и крестьянский социум в условиях советской модернизации второй половины 1920-х – 1930-х гг. Сборник науч. ст. Саранск: б. и., 2013. С. 63-72.

По Мордовской деревне исследователи дают приблизительно ту же картину, что И. Ф. Ялтаев по деревне марийской. Обращает на себя внимание оценка социальной структуры деревни Мордовии, где осереднячивание сопровождалось постепенным сокращением «полярных групп», особенно бедноты, хотя последний процесс и не был непрерывным, а также широкое распространение общины. В качестве заметных явлений конца 1920-х годов авторы показывают массовую миграцию в мордовскую деревню экономически маломощных крестьян из соседних регионов и прогрессирующий процесс дробления зажиточных многопоколенных хозяйств как реакцию на введение нового сельхозналога. Интересен и анализ начавшейся коллективизации, реакции на нее различных групп крестьянства, партийных, советских и хозяйственных управленцев.

Перу названных авторов принадлежат еще две статьи сборника, рисующие процесс коллективизации в национальных регионах Поволжья. Наряду с хорошо известными из общероссийской литературы сюжетами и данными, в названных статьях читатель найдет и более или менее оригинальный материал.

Ялтаев И. Ф. Начало сплошной коллективизации в Марийской автономной области // Власть и крестьянский социум в условиях советской модернизации второй половины 1920-х – 1930-х гг. Сборник науч. ст. Саранск: б. и., 2013. С. 150-158.

Надькин Т. Д. Коллективизация сельского хозяйства Мордовии: особенности реализации и основные итоги // Власть и крестьянский социум в условиях советской модернизации второй половины 1920-х – 1930-х гг. Сборник науч. ст. Саранск: б. и., 2013. С. 168-178.

Интерес для специалистов представляют, прежде всего, соображения И. Ф. Ялтаева о критериях выделения «кулаков», принятых в марийской деревне (занятия торговлей, наличие сельхозмашин, участие в арендных отношениях: сдача помещений или аренда мельницы, принадлежность к служителям культа), выводы этого автора, а также суждения Т. Д. Надькина о влиянии процесса коллективизации на производственный потенциал поволжской деревни.

Еще две работы, включенные в сборник, посвящены социокультурным аспектам модернизации конца 1920-х – 1930-х годов.

Фирсова И. А. Развитие сельской школы в Мордовии в условиях модернизационных процессов конца 1920-х – 1930-х гг. // Власть и крестьянский социум в условиях советской модернизации второй половины 1920-х – 1930-х гг. Сборник науч. ст. Саранск: б. и., 2013. С. 202-209.

В статье И. А. Фирсовой анализируется состояние школы, ее типов, материальной базы, учительских кадров. Автор показывает такие особенности школьного дела в Мордовии, как: - снижение профессионального уровня учительских кадров на фоне быстрого роста количества учебных заведении; - отставание по проценту охвата начальным обучением детей мордвы по сравнению с ситуацией в соседних Чувашии и Мари; - отставание по проценту охвата средним образованием мордовской повышенной школы от русской; - больший процент отсева учащихся из национальных школ; незавершенность перевода обучения в мордовских школах на родной язык.

Надькин Т. Д., Маланкин А. В. Власть и Русская православная церковь в период сталинской коллективизации (по материалам Мордовии) // Власть и крестьянский социум в условиях советской модернизации второй половины 1920-х – 1930-х гг. Сборник науч. ст. Саранск: б. и., 2013. С. 209-218.

На хорошем фактическом материале авторы показывают органическое единство политики коллективизации и раскулачивания с «атеистизацией» населения Мордовии, методы и способы этой последней:  осквернение «святых мест», разнообразные действия властей по закрытию православных храмов, гонения на священнослужителей при открытии новых школ, изб-читален, клубов. Интересен и материал, характеризующий протестное движение.

Еще одна книжная новинка посвящена поволжской деревне, правда, более позднего – советского времени 1966-1985 годов.

Рыбалка В. И. Марийская деревня (1966-1985 гг.). Материальное положение колхозного крестьянства и культурно-просветительная работа. Монография. Йошкар-Ола: б.и., 2013. 352 с.

Автор считает, что нынешнее положение дел придает научную ценность изучению опыта советской политики в отношении сельского хозяйства, повышения благосостояния и культурного уровня сельского населения.

Формулировка цели работы – «проведение анализа» – представляется неудачной. Анализа зачем? Для чего? Ответов на эти вопросы автор не дает, а в качестве задач называет определение основных параметров жизненного уровня колхозного крестьянства: - уровень оплаты труда, - жилищные условия, - развитие здравоохранения и т. п. Отсюда читатель сам может заключить, что целью работы является, по-видимому, оценка уровня благосостояния и культуры марийской деревни.

Не вполне понятно и расширение хронологических рамок применительно к историографии. Если в заглавии работы значатся 1966-1985 годы, то зачем комментировать литературу до середины 1960-х годов? Между тем автор выделяет ее в отдельные периоды историографии темы (С. 4). При характеристике этой литературы господствовавшие в то время идеологические стереотипы игнорируются, как и проблема «лукавой цифры» – верификации источников, среди которых планово-отчетная «синтетика» и протоколы различных официальных мероприятий явно преобладают над «аналитикой» текущего делопроизводства. Литература, посвященная советской экономике, в том числе деревне начиная с середины 1980-х годов (!) осталась вне поля внимания В. И. Рыбалка. Все это надо учитывать, знакомясь с результатами исследования автора.

Первая глава книги посвящена вопросам материального положения колхозного крестьянства. Автор рассматривает решения мартовского (1965 г.) и последующих пленумов ЦК КПСС по развитию сельского хозяйства, отмечая, что устойчивый рост сельскохозяйственного производства достигался в нашей стране лишь при условии совершенствования экономического механизма и учета интересов крестьянства. Подробно описываются решения центральных и местных властей по вопросам кадровой политики, упорядочению оплаты труда колхозников. Наибольший интерес представляют данные об уровне оплаты труда в колхозах и совхозах, динамике и удельном весе в сельскохозяйственном производстве личных подсобных хозяйств, росте продаж товаров длительного пользования и вкладов населения, сведенные в таблицы. К сожалению, автор не указывает источников этих сведений и игнорирует данные современных исследователей по вопросам рентабельности тогдашнего сельскохозяйственного производства.

Во второй главе монографии «Культурно-просветительная работа» описывается состояние общеобразовательных школ, их деятельность по трудовому воспитанию молодежи, привлечению ее к общественно полезному труду в хозяйствах Республики, разнообразные направления и формы деятельности культурно-просветительных учреждений (клубов, домов культуры, библиотек), физкультурное движение. К сожалению, выводы, которые делает автор, не всегда прямо связаны с тем огромным фактическим материалом, который приводится в главе и, безусловно, сам по себе представляет известный интерес. Так, например, в разделе 2.2 «Деятельность культурно-просветительных учреждений в марийской деревне» В. И. Рыбалка заключает: «Печать, радио и телевидение, пропагандируя подлинные ценности культуры, в рассматриваемый период развивали духовные запросы масс, несли высокую культуру народу. Все это, вместе взятое, характеризовало огромный сдвиг в культурном развитии марийской деревни, в удовлетворении духовных запросов сельских тружеников» (С. 232). При этом и «духовные запросы масс» и «огромный сдвиг в культурном развитии» остались у автора лишь фигурами речи: то, как люди воспринимали усилия партии и правительства, местных властей в области культурного строительства остается «за кадром» – это, как раз,  еще предстоит изучать. Остается сожалеть, что автор не привлек труды современных исследователей марийской культуры, истории ее бытования в советские времена, что не позволило в монографии с названием «Марийская деревня» показать эту деревню именно как марийскую.